Ну, кто будет спорить, что гарем – дело хлопотное? Каждую обогрей, ублажь, да еще и свары в дамском коллективе пресеки на корню – бабский бунт – дело страшное!
 
Не знаю, как там пресловутые Крым-Гиреи справлялись, а вот наш Хозяин был на высоте. Мы с удивлением наблюдали, как ласково, мудро и строго строил обычный петух отношения в курятнике. Порядок в его гареме соблюдался неукоснительно. Основой основ дисциплины было строгое соблюдение иерархии. Хозяин фамильярности не допускал, подчинение ему было обязательным. Он внимательно следил за всеми, а за непослух любой член семейства мог получить увесистый пинок или ощутимый щелчок клювом по темечку.
 
Вечерами кур выпускали – походить по огороду, полакомиться червячками-паучками. Где-то за часок до заката их загоняли в загородку – огороженную сеткой довольно большую площадку, где кормили-поили прежде, чем они устраивались на ночь.
 
Хозяин всегда стоял возле входа и, казалось, пересчитывал дам. Была у нас одна пестрая курица – то ли более романтичная, чем остальные, то ли – наиболее вольнолюбивая, а может, самая глупая, но именно в этот момент у нее находились неотложные дела в совершенно другом месте. И метра за два-три до входа она разворачивалась и мчалась куда-то, не глядя под ноги. Загнать ее не было никакой возможности – она носилась с воплями по участку, а мы с мужем бегали за ней, пытаясь окружить и отрезать пути к отступлению. В общем веселье принимали участие и мохнатые члены семейства – пес и кот.
 
Петух наблюдал за этой суетой снисходительно и с какой-то насмешкой. И когда наша четверка уже падала с ног, он не спеша выходил вперед, и резко что-то приказывал бегунье. Она замирала на месте, поворачивалась и покорно брела в загородку. Где и получала от Хозяина пару затрещин и несколько неприятных слов в свой адрес.
 
А вообще – таких джентльменов, как Хозяин – от шпор до гребешка, – нужно было еще поискать. Как он ухаживал за дамой сердца! В его голосе появлялись журчащие, мягкие, зовущие нотки, он буквально стелился возле нее, расшаркивался, выбирал для нее самые отборные зернышки и букашки и бдительно оборонял от любых посягательств. Кстати, и топтал ее чаще, чем других. Хотя и тех не забывал.
 
Все бы хорошо, но был наш петух законченным сластолюбцем, и фавориток менял очень часто. Любимая курица автоматически становилась Первой Леди. И по закону курятника она имела право третировать остальных, но основные тычки и пинки доставались курице на следующей ступеньке – вниз. Та отдыхала душой на товарке рангом пониже, эта – доставала следующую, и так далее, до самой последней курёшки. И совсем не обязательно королевой становилась самая большая и красивая курица. Новая фаворитка могла быть выбрана из «дам низкого звания». Она сначала ходила оторопевшая и испуганная свалившейся на нее честью, а потом разворачивалась во всей красе. Ни у кого больше я не видела такого заносчивого вида и такой надменной повадки. А уж лупила она бывших – мало не казалось. Вся стройная система «порядка клевания» разом рушилась, и петуху приходилось крылом, шпорой, а то и клювом вразумлять непокорных или недовольных.
 
Примерно к середине лета наш птичник стал похож на морской пляж или же на лагерь беженцев – кому что нравится. К тому времени мы успели вывести в инкубаторе и даже подрастить пару-тройку выводков цыплят. Первые наши опыты в роли наседки были не очень удачными, но все же несколько курёнков каждый раз добавлялись к стаду. И эти разновозрастные подростки постепенно занимали свои места в иерархии.
 
Хозяин умело управлял своей разросшейся бандой (так называл их мой супруг). Молодые петухи никогда не пытались спорить с ним за главенство. А вот между собой они дрались частенько, решали, кто кому должен подчиняться. Если драка грозила перерасти в побоище, вмешивался Хозяин и быстро наводил порядок. А со временем два старших петушка из молодняка – самые рослые и крепкие, – стали его ближайшими помощниками.
 
Было среди этой пернатой братии одно несуразное создание, петушок. Тельце у него было маленькое и какое-то вытянутое вверх, шея – длинная, с редкими пёрышками, ноги голенастые и неуклюжие. А расцветка – белые точечки на темно-сером фоне, прямо-таки, цесарочья шкурка. Не знаю почему, но муж назвал этого бедолагу Вороной. Так и прилипла к нему кличка.
 
В иерархии был Ворона на самом низу – не лупили и не третировали его только самые ленивые куры. Обижали и с едой, и с водой. Бывало, задашь корм – успел он что-то ухватить, и будь доволен, обязательно кто-нибудь пнет, или отпихнет, или клювом долбанет. Так и перебивался на доедках да допивках.
 
И вдруг и на его улице наступил праздник. В птичнике появилось трое гусят – два гусачка и гусынка, герои нашего инкубатора. Из всей закладки вылупилось у нас шесть гусят. Троих пришлось отдать соседу – он ссудил нас яйцами с условием, что выводок – пополам. Вот эту чуть подросшую троицу и запустили в общий птичник.
 
Вот уж Ворона отыгрался, по полной программе! Он изводил гусят постоянно и очень изобретательно. Выбрасывал их из корыта с водой, куда те забирались искупаться. Отбирал у них еду. Гонял по всей загородке, не давая присесть ни на минутку, а если бедняги ненароком толкали кого-то из более высокопоставленных кур, то получали и от них.
 
В жаркое время в загородке ставили несколько старых больших тазов с водой и пару старых же оцинкованных корыт (у нас их называли ваганы). Воду наливали вечером, когда шел общий полив, или же рано утром. А в сильную жару приходилось эту воду менять гораздо чаще, как-то очень быстро она становилась слишком грязной. В этих ваганах и любили плескаться гусята. Ворона подкарауливал момент и набрасывался на гусенка – усаживался на бортике корыта и вовсю топил малыша, клевал в голову, спину – куда попадал. Иногда экзекуцию прекращал Хозяин – не терпел он скандалов. Обычно же отгонять Ворону приходилось нам.
 
Мужу надоели разборки, и он принялся за новую загородку – для гусят. Дело небыстрое, денег на стройматериалы не было, а найти в селе брошенным что-нибудь годное в хозяйстве – дело зряшное. Тем не менее, хоромы понемногу приобретали законченный вид. Дело шло к завершению, когда в птичнике разразился очередной скандал. Да какой!
 
Истерически орали куры. Вопили петухи. Шипели и пытались гоготать гусята. Возле сетки носился с лаем пес. Котяра (они всегда были вместе) сидел на столбике и время от времени издавал заунывный вой. И весь это шум перекрывали полные ужаса и паники крики.
 
Мы бросили все свои дела и помчались к загородке. А там, в только что налитой в ваганы чистейшей воде утопал и прощался с жизнью Ворона. Гусаки стояли по сторонам, окунали его в воду и не давали выскочить из корыта. Гусынка сидела рядом и только погогатывала время от времени. Куры метались вокруг и не решались вмешаться. Молодые помощники Хозяина прибежали на помощь Вороне. Теперь один гусак отгонял петухов, а второй продолжал наказывать Ворону.
 
Мы не успели вмешаться. Это сделал Хозяин. Втроем петухи сумели отогнать гусят. Только тут мы заметили (и петухи, наверное, тоже), как возмужали малыши. Я вынула утопленника из корыта, уложила на травку на солнце – обсыхать и приходить в норму. Куры постепенно успокоились, но еще долго обсуждали между собой событие и осторожно поглядывали на гусей. А те, наконец, спокойно поели, напились воды и с удовольствием искупались в корытах.
 
Скандалов больше не было. Хозяин принял новую реальность: курам – кУрово, гусям – гУсево. Так что, новая загородка осталась не совсем законченной. Но ломать мы ее не стали. Мало ли – что!